Гребенки Евгения Онегина

Иногда кинооператор, сняв кадр, укрупняет какую-то часть скомпо­нованной композиции, выделяя таким образом изображение, которое помогает дальнейшему развитию мысли.

Речь идет о предметном мире, окружающем героя, и укрупнении вещей, на которые следует обратить внимание. Этот прием верно служит кинематографистам, да и не только им одним.

«Янтарь на трубках Цареграда.

Фарфор и бронза на столе,

И, чувств изнеженных отрада,

Духи в граненом хрустале;

Гребенки, пилочки стальные,

Прямые ножницы, кривые,

И щетки тридцати родов

И для ногтей и для зубов».

Что это за перечисление? A это предметы, которые «украшали кабинет философа в осьмнадцать лет» — Евгения Онегина. Для чего Александру Сергеевичу Пушкину понадобилось разглядывать комнату своего героя, да еще заниматься перечислением всего, что он там уви­дел? Конечно, для того, чтобы чита­тели еще лучше поняли, что за чело­век Онегин. Ведь вещи, которые его окружают, — это круг его интересов, образ его жизни, составные части его психологического портрета. И наверное, делая кинофильм о Евге­нии Онегине, режиссер и киноопе­ратор не оставили бы без внимания эти строки. Bсe упомянутые детали были бы сняты и показаны на экране для дополнительной характеристики пушкинского героя.

A вот другие предметы, принад­лежавшие героине поэмы «Строгая любовь», жившей по воле Ярослава Смелякова в двадцатые годы нашего столетия в молодой Советской России и не расстававшейся со своим портфельчиком из «свирепого лже крокодила»:

«В его отделеньях, жестоких и темных,

хозяйка хранила немало добра:

любительский снимок курящейся домны,

потершийся оттиск большого копра.

...Но не было там ни бесстыжей помады,

ни скромненькой ленты, ни терпких духов,

ни светлого зеркальца — тихой отрады

всех девушек новых и древних веков.

Скорей бы ответили общему тону

портфель, как посумок набив до полна,

полфунта гвоздей, да десяток патронов,