Франсуа Трюффо становился все более жестоким, принимаясь за статьи о современном французском кинопроцессе с его хваленым профессионализмом, всегда оказывавшимся весьма довольным обслугой невежественной критики и реакцией зрителя-обывателя. Желтая обложка «Кайе» начинала отливать желчью, первым это перестало удовлетворять Жака Риветта, заговорившего о необходимости снимать собственные фильмы. Он твердил об этом друзьям каждый день. Но прорваться в «папино кино» не было никакой возможности. Проходив с десяток лет у какого-нибудь Отан-Лара в ассистентах и превратившись в «папика», сам станешь делать фильмы «гарантированного французского качества» с претенциозным перечислением звезд в начальных титрах и пафосным fin, между которыми – только выспренние тексты и бессмысленное изображение.

«Новая волна» рождалась из противостояния, из нетерпимости к посредственности и неприязни к старческому маразму. Это было той самой социальной позицией, в отсутствии которой – «узок их круг, страшно далеки они от народа» – учеников миролюбивых философов-созерцателей Андре Базена и Анри Ланглуа будет обвинять тупая пресса. «Новая волна» – кино параллельное, и, соответственно, оно находит себя не в дорогом техническом прогрессе (цвет, широкий экран, широкий формат) и не в изобретении немыслимых сюжетов, а в создании новой эстетики. За основание берется «камера-перо» (идея Александра Астрюка), которой суждено было весь европейский кинематограф повернуть от диктатуры фабулы к господству художественного стиля, и «авторская теория» Франсуа Трюффо. Последняя оценивает фильм по проявлению в нем личности режиссера, будь то особая исповедальная интонация (что сам Трюффо продемонстрирует в автобиографическом фильме «Четыреста ударов», а, например, Эрик Ромер – в пронзительной ленте «Знак льва» – оба 1959) или оригинальная «аранжировка» канонических жанров («криминальные ленты»: «Стреляйте в пианиста», 1960, того же Трюффо, «Лифт на эшафот» Луи Малля, 1958). «Новая волна» верит в себя, ибо ее фильмы – доказательство ненависти и любви. Ее истории – свидетельство чувств и пристрастий, дискуссии о смысле жизни и «дурные прогулки» по Елисейским полям.