Вы о чем? Что понял?

—          Вы видели мою мать?

—          Какую мать? О чем вы говорите?

—          Ну рядом с Черчиллем, на экране, в аукционе.

—          Мадемуазель, вы не в своем уме.

—         Да-да, конечно, понимаю, — сказала девушка и неожиданно улыбнулась. — Но вы всегда так спешите, а сейчас... как раз удобный случай.

Бородатый молодой человек с пистолетом скрылся в кабине пи­лота, а на его месте появился другой.

—          Ни для кого не секрет, что нынешнее поколение знает о нем лишь понаслышке. Не секрет, что слюнтяи и хлюпики брезгливо мор­щатся при одном упоминании его имени и воротят носы, если кто- нибудь произнесет о нем доброе слово. Но, поверьте мне, через тысячу лет о нем будут говорить со священным трепетом, и в этом нет ничего удивительного. Ведь общеизвестны личности, чьи дела вызывали ужас у современников и восхищение у потомков.

—         Однако бывает и наборот: память человечества сохранила много людей и событий, вызывавших восхищение современников, а потом — содрогание потомков. У истории немало причуд. Но ме­сто фюреру отведено в ней окончательно.

Девушка смотрела в мутное стекло иллюминатора. Легрэн си­дел откинувшись, с закрытыми глазами.

—         Простите, но мне хотелось бы понять... Документ, который вы предполагали приобрести, обнажает еще одно из его злодеяний, не так ли? Еще одно убийство.

—         Политический террор существовал всегда. Это факт, и факт, как мне кажется, вполне объяснимый. Давайте рассуждать. Челове­ческая жизнь имеет определенную стоимость. По этой причине она не может не приниматься в расчет в политических разногласиях.