Самолет оторвался от земли и круто пошел вверх. Что-то говори­ла в микрофон стюардесса, кто-то простуженно кашлял, хныкал ребенок. Андрей Ильич прикрыл глаза и, казалось, задремал. И опять тьма отошла и сквозь толщу десятилетий проступило лицо женщи­ны, потом лицо мужчины и, наконец, лавка церковной утвари, наби­тая иконами, деревянными скульптурами, медными статуэтками бо­гов и святых. И словно издалека услышал он голос Мари:

—         Этот сон приснился мне лишь однажды, а потом, когда он возвращался вновь, я тотчас просыпалась от содрогания. Именно тогда попалась мне в руки одна книга. Я уже не помню ее назва-

ия. В ней рассказывалось, как в средние века сжигали на костре еретиков. Их прикручивали к столбу, обкладывали хворостом и сжи­гали. Вот этот кошмар мне и приснился. Только во сне все перепута- --ь: сегодняшний город и тягучий церемониал средневековых аутодафе. А жертвой была я. Черные монахи вели меня по совре­менному городу. Я кричала, но голоса не было, и прохожие, каза­лось, даже не видели меня. Я хотела бежать, но ноги не подчиня­лись. Я пыталась сопротивляться, но не могла шевельнуть рукой. Под барабанную дробь меня привязали к столбу. А под навесом прямо передо мной рядком стояли боги, те самые боги, мои боги. Я молила их о пощаде, заискивала перед ними, но они были глухи и немы. Меня приносили им в жертву, и они ждали, но вот подошел палач, весь в красном. В его руке был факел. Язык огня лизнул мою щеку, и я проснулась,

Вдруг грянул выстрел, крик, полный боли, пронзил тишину, и Андрей Ильич открыл глаза.

По проходу, цепляясь за спинки кресел, шла стюардесса-мулат - ка с подносом в руке. Стаканы на подносе звенели и падали, бе­лый передник был в крови. Сделав несколько шагов, она повернулась и пошла обратно. У двери в пилотскую кабину под надписью «Не ку­рить. Застегнуть ремни!» с пистолетом в руке стоял молодой чело­век в темных очках. Когда стюардесса приблизилась, он снова выстрелил. Мулатка качнулась, попятилась и рухнула. Андрей Ильич сделал движение, хотел отстегнуть ремень, но бритоголовый не­мец сказал ему: