—          Как вас зовут?

—          Меня зовут Франсуаз.

—          А вас?

—          А я Макс.

—         Ваше здоровье, Макс. — Она улыбнулась и сделала малень­кий глоток.

На экране мелькали кадры старого восточного города. Лица людей, живших много лет назад. Среди этих кадров было немало таких, которых раньше не видел никто. Кто снимал их в сорок третьем году? Где лежали они долгие тридцать пять лет? Как воз­родились на свет? Ответов на все эти вопросы пока не было.

1943 год. Тегеран.

На мужской половине дома, где происходили поминки, уже подали плов, и гости, восседавшие, поджав ноги, на ковре, при­ступили к еде, Тягучее безмолвие царило во время поминальной трапезы.

Адвокат Симон, Андре и Макс, подавленные происходящим, так и не притронулись к еде. Скорбную тишину лишь изредка на­рушали всхлипывания Дарьюша-младшего. Симон осторожно, ста­раясь не шуметь, вышел на улицу. Вскоре за ним последовал по­хоронный агент.

А в глубине дома, на женской половине, стараясь перекричать друг друга, в голос рыдали специально приглашенные по этому случаю плакальщицы, и Мари, забившись в угол, сидела стиснув ладонями голову.

За окном уже было черно, приближался комендантский час, и гости начали расходиться.

Пустынные улочки Тегерана были темны и безлюдны. Лишь вода едва слышно журчала в арыках и остромордые облезлые собаки, словно бесплотные тени, скользили в подворотнях,

—         Господи, какой страшный город, — сказала Мари шепотом. — Кажется, что здесь совсем нет людей. Словно все умерли.

Она заметила, что одна из собак неотступно следует за ними по пятам.

—         Смотрите, смотрите, он идет за нами. Это шакал. — Она схватила Андре за руку. — Знаете, шакалы всегда чуют смерть и преследуют обреченных. Они могут терпеливо идти за ними несколько дней...