А чуть поодаль, пряча лицо в ворот шинели, стоял невысокий офицер. Поражала необыкновенная худоба и бледность этого чело­века. Казалось, он только что перенес тяжелую болезнь. И, едва изображение его появилось на экране, послышался негромкий голос Бехлера:

—         Обратите внимание. Это он.

В маленьком зале перед экраном четко вырисовывались две спины.

А хроника тем временем продолжалась. С высоких ступеней самолетного трапа на плиты аэродрома спрыгнул Муссолини. Он долго тряс руку Гитлеру. Сын Муссолини стоял в стороне, ожидая, пока отец выкажет благодарность своему спасителю. Затем он приблизился к нему и поцеловал. А над ними, в окне самолета, вновь промелькнуло худое лицо.

—                           Это опять он, — сказал голос Бехлера.

И сразу — голос Легрэна:

—                           Да-да, я узнал его.

Теперь человек, за которым они наблюдали, был в приемной Гитлера. Он сидел на стуле, спокойно сложив на коленях руки, и, казалось, дремал, чуть прикрыв глаза. Когда Гитлер вошел, он встал.

Эрих Бехлер продолжал:

—                            Сейчас вы услышите их, не удивляйтесь: они будут гово­рить одним и тем же женским голосом. Дело в том, что хроника эта снималась без звука. Уже потом, спустя много лет, укладчица текста потратила несколько месяцев, чтобы по движению губ восстановить каждое слово их разговора, мне пришлось уплатить за это сумасшедшие деньги.

В руках Гитлера был Рыцарский крест — высший орден Герман­ской империи.