—                            Я ужасно боялась тогда. Я всегда боялась темноты, — Мари засмеялась, — и сейчас боюсь темноты.

—                    А еще я помню мокрый красный лист, прилипший к зонту того старика, который так и не стал молиться под дождем.

Мари улыбнулась, но ничего не сказала.

—         За тебя, — сказал Андрей Ильич и поднял рюмку.

—          Господи! — Мари словно проснулась. — Да что мы здесь сидим, а? Едем ко мне. Немедленно. Сейчас я позвоню дочери, предупрежу, жди меня здесь.

Мари встала из-за стола и пошла к телефонной будке. Андрей Ильич видел, как она что-то оживленно говорила в трубку, радостно махая ему рукой. Он улыбнулся и выпил рюмку до конца.

В то же мгновение тупорылый грузовик, стоявший неподалеку у тротуара, сорвался с места, на бешеной скорости помчался по пе­реулку. Затем внезапно свернул в сторону, налетел на телефонную будку, раздавил ее, протащил за собой, отбросил и, не сбавляя ско­рости, исчез.

Толпа кинулась к месту происшествия. Андрей Ильич видел толь­ко спины и затылки людей, сгрудившихся возле раздавленной буд­ки. Он медленно встал из-за стола, лицо его покрывала смертель­ная бледность... Толпа шумела, колыхалась. Вскоре с ревом подле­тела «скорая помощь», а затем полиция...

Андрей Ильич медленно отодвинул плетеный скрипучий стуль­чик и направился к выходу.

—         Прошу прощенья, мсье, — сказал официант, — с вас шестьде­сят франков.

Газеты лежали перед ним на журнальном столике — кипа пере­путанных, неразобранных газет. Они пестрели сообщениями из раз­ных уголков мира. Бурные события последних дней, принесшие лю­дям столько горя, разочарования, смертей, богатства, радости, уме­стились рядком на нескольких облезлых фотографиях. Здесь было все: прибытие черного премьера, убийство на Лионском вокзале, чемпионат мира по шахматам, пожар в метро, падение правительст­ва, наводнение в Индии, свадьба дочери миллиардера и, наконец, несчастный случай на одной из парижских улиц.