—         А вы повернитесь ко мне спиной.

Андрей Ильич медленно выполнил приказание.

—         Спасибо, — произнесла девушка побелевшими губами.

—    Теперь идите к своему креслу... Так. Хорошо... Теперь сади­тесь и пристегните ремень. Руки — на голову... Так, хорошо. — И, обращаясь к лежащему бородачу, скомандовал: — Встать! Иди в кабину. — Затем — пассажирам: — Прошу извинить за эту неле­пую выходку. Мы не бандиты и не причиним вам вреда. Просто молодой человек выпил лишнего. Напротив, я хотел бы сообщить вам обнадеживающую весть. Власти обещали удовлетворить все наши требования, а это значит, что вы все будете освобождены. Ес­ли же нас попытаются обмануть — мы взорвем самолет. Так что ваша жизнь зависит не от нас.

Шернер сидел в маленьком служебном помещений аэропорта.

Его выцветшие, белесые глаза равнодушно смотрели в стенку.

Инспектор Фош едва сдерживал охватившую его ярость. Ему хотелось избить этого старика, и сознание собственного бессилия и беспомощности мучило его. Единственное, что он мог сделать, — это подольше не сообщать Шернеру о том, что тот уже практиче­ски освобожден, что условия террористов удовлетворены. Фош взглянул на часы и понял, что тянуть дальше нельзя.

—         Власти решили обменять вас на заложников, — сказал он сухо.

В лице Шернера не изменилось ничего.

—         Я знаю, — сказал он.

—         Я бы этого не сделал, — сказал Фош. — Я предпочел бы застрелить вас при попытке к бегству.

—         Я знаю, — сказал Шернер. — Я хорошо разбираюсь в людях.

Сквозь предутренний туман к самолету подъехал автобус. Из не­го на бетонные плиты вышли два полицейских, инспектор Фош и Шернер. К самолету приблизился трап. Дверь распахнулась.