—         Неужто ты и сейчас думаешь, что время обезвредить похорон­ного агента еще не наступило? — спросил Андре.

—         Рано. Он должен получить оружие — тогда мы выйдем на главную фигуру, — сказал Ермолин. — А вот познакомиться с «канатчиками» — самое время.

Это был квартал публичных домов. Жизнь здесь не затихала ни ночью, ни днем. В толпе шныряли водоносы, зазывали покупателей торговцы огурцами, на тротуарах сбивали мыльную пену цирюль­ники, а у витрин теснились толпы мужчин. Там, за железными решетками, был выставлен напоказ основной товар Шахре-Ноу — женщины: совсем девочки и стареющие матроны, блондинки и брюнетки, худые и полные, белые, желтые, черные — на любой вкус. Они шушукались, вязали, играли в нарды, читали газеты. Сквозь решетки их можно было хорошо разглядеть, попросить встать, повернуться спиной, пройтись. И уже после этого, если выбор состоялся, клиенту предстояло проследовать в дверь, над которой было указано, во сколько туманов обходится визит. с ноги на ногу, Андре и Костя, а путь им преграждал сам господин Заль-Мохаммед, содержатель нескольких публичных домов, не­коронованный шахиншах Шахре-Ноу.

—                 Нет, нет, нет, — уже в который раз повторял он. — Дом арен­дован, Юзбаши с сыном заплатили за целый день. Завтра — пожа­луйста, сегодня — нет.

Андре и Костя кивали головами, но уходить не уходили. А внутри дома старик Юзбаши восседал на тахте, утопая в подушках, и раз­глагольствовал, посасывая мундштук кальяна:

—                Я за все заплатил. Я и мой сын Голам-Реза купили весь дом. Сегодня я здесь хозяин. Могу поманить пальцем, и любая из вас пойдет со мной наверх. Но я не хочу наверх. Мне на это наплевать. Мне и здесь хорошо.