– Вы меня извините, но это нелепость, – мог перебить нас первобытный художник. – Летать без крыльев?

– Нет уж, уважаемый, это вы нас извините. В этом-то и есть самый волнующий момент композиционного решения, и именно он…

Но, может быть, самым эмоциональным был бы вариант, снятый объективом с переменным фокусным расстоянием и построенный с переходом от крупного к общему плану. Оператор мог с самого начала взять в кадр изуродованный войной фюзеляж погибшей машины и панорамировать за ним, держа в визире мертвый, бескрылый самолет, летящий над землей так, как он летал, когда машина была целой нее вел боевой экипаж.

Именно абсурдность ситуации, если смотреть на нее с чисто практической точки зрения ("летать без крыльев"), придала бы изображению ту патетику, которая поднялась бы до высокого трагедийного звучания. Получился бы кадр-символ, кадр-реквием по погибшим летчикам.

И если бы в конце панорамы кинооператор расширил угол зрения оптики и показал реальные условия последнего перелета останков боевой машины, то улетающий вдаль вертолет с подвешенным под ним разбитым фюзеляжем ничуть не снизил бы эмоционального накала этой изобразительной мини-новеллы. Преимущество этого последнего варианта в том, что он ставит зрителя перед необходимостью осмыслить необычность происходящего, с самого начала отвергая реальное, практическое толкование кадра.

– Как я понимаю, вы опять про образность? – мог догадаться предок.

– Да, – сказали бы мы. – Ее следует искать повсюду и везде. Это творчество. Это вечное стремление художника дать зрителю максимум впечатлений!

Образность – это не простая констатация факта, возникшего перед объективом кинокамеры. Она – результат поиска и выявления причинно-следственных связей между объектами, понятиями и фактами, проникновение авторской мысли в сущность происходящего события.

– А какая же сущность в этом факте? – мог спросить предок.